Новое руководство Сирии (которое пришло на смену Башару Асаду после его бегства — «СП») обязано «как минимум рассмотреть» соглашение России и Сирии по военным базам, заключённое в 2017 году на 49 лет. Об этом заявил глава Комитета по обороне ГД РФ Андрей Картаполов. Поэтому обсуждать судьбу объектов в Тартусе и Хмеймиме преждевременно. Необходимую работу ведут российские дипломаты.
Надежды Картаполова небезосновательны. «Мы не должны противоречить всем соглашениям, которые отвечают интересам Сирии и продолжают действовать в интересах Сирии, и мы должны связать их с интересами Сирии и ее связью с арабским делом», — цитирует РИА Новости главу отдела внешних связей оппозиционного Сирийского национального координационного комитета Ахмед Аль-Асрави.
Пока нет никаких доказательств масштабного вывода российских войск из Тартуса или Хмеймима, признала американская Washington Post со ссылкой на аналитиков.
При этом на днях сообщалось, что, судя по спутниковым снимкам, российские корабли отошли от причалов базы ВМС в Тартусе и находятся на рейде. Также есть данные, что российские военные покинули пункты дислокации в Манбидже и Кобани.
Россия не единственная имеет военные базы на территории Сирии. У Турции есть места дислокации в Идлибе и других районах на севере страны. У США — в Эн-Танфе, на границе с Иорданией. Пентагон уже заявил, что американцы не намерены уходить, а Госдеп — что судьбу российских баз должен решить сирийский народ. При этом только Москва находилась в Сирии на законных основаниях — по приглашению официальных властей.
Несмотря на отсутствие объективных причин для сворачивания российского военного присутствия в Сирии, дискуссия на эту тема в прессе уже идёт. В частности, озвучиваются варианты «плана Б» на тот случай, если базы всё-таки придётся эвакуировать. Например, если события в Сирии станут развиваться по ливийскому сценарию — война всех против всех и станет невозможно поддерживать их снабжение.
Но базы в Хмеймим и Тартусе важны в том числе для реализации африканских проектов России в Сахеле (Нигер, Мали, Буркина-Фасо, Чад) и ЦАР, где долгое время действовали вагнеровцы, а затем Африканский корпус Минобороны РФ. Для снабжения нашего контингента в этих странах требуется аэродром подскока. Хмейним справляется, но без надёжной логистики африканские планы окажутся под угрозой.
Одним из вариантов «плана Б» ещё до падения Асада называли создание российской авиабазы непосредственно на африканском континенте.
В частности, на территории экзотического образования Сомалиленд — мятежной провинции Сомали, находящейся сейчас в статусе непризнанного государства (почти по дороге в Сахель). В обмен на признание Москва могла бы добиться преференций, включая военное присутствие.
Подобное в начале этого года пыталась сделать Эфиопия. Было подписан меморандум об использовании базы ВМС, но протест Могадишо (Сомали), считающего Сомалиленд своей территорией, а также других сильных стран региона, вроде Египта, блокировал интересную инициативу. Однако, Россия не Эфиопия. Тем более, речь идёт о бывшей советской военной базе в Бербере — заберём своё.
Соглашение с Харгейсой (столица Сомалиленд) можно попробовать подписать хоть сейчас, не дожидаясь решения вопроса о Хмеймим. Главное, застолбить место, а там будет видно. В противном случае нас могут опередить. Дональд Трамп, вступив в должность, может признать суверенитет Сомалиленда, считает американский аналитик Томас Вулф. Такого же мнения придерживается и экс-министр обороны Британии Гэвин Уильямсон.
Несложно представить досадную картину: американцы, а следом и британцы, и другие их союзники признают Сомалиленд, Пентагон размещает свой контингент на бывшей советской базе в Бербере, лишает Россию аэродрома подскока, с помощью союзника по НАТО — Франции и радикальных исламистов выдавливает лишившуюся снабжения Москву из стран Сахеля, а затем натравливает на базу Хмеймим боевиков «Хайят Тахрир Аш-Шам»*.
Военный эксперт Виктор Литовкин не видит альтернативы военному присутствию России в Сирии и повсюду в мире.
— Российским самолётам надо где-то приземляться, заправляться по пути в Африку. Поэтому авиабаза Хмеймим нам очень нужна. В Африке у России есть свои интересы. На континенте масса разнообразных полезных ископаемых — редкоземельные металлы и прочее. О базе в Сомалиленд разговоры шли, но не более того.
Кроме того, наше военное присутствие в Сирии означает проецирование силы в Средиземном море. Другого места у нас там пока нет. А это выход в Атлантику, в Красное море и далее Индийский океан. Это очень серьёзная будет потеря. Кроме того, теряя Средиземное море, мы теряем важнейшее для нас Чёрное море.
«СП»: Вот только эти базы теперь уязвимы. Складывается впечатление, что охрана наших баз в Сирии становится на данный момент основной задачей контингента…
— Мы присутствуем там, а значит оказываем военное и политическое влияние на регион. А не просто стоим и машем кулаками. Это длинная рука Москвы. Базы в Хмеймим даёт нам контроль над Ближним Востоком. Там ведь есть наши РЛС, сканирующие территорию очень значительного радиуса, другие средства разведки. И свои базы мы охраняем.
«СП»: Насколько обоснованы попытки проецировать военную силу вдали от своих границ?
— Россия — глобальная держава, и для обеспечения нашей безопасности нам нужно присутствовать везде. Ну, разве что в Австралии необязательно.
Пусть не так широко, как у американцев, но базы нам нужны. Важно контролировать международные торговые трассы — морские, воздушные, рыбные промыслы, бороться с пиратством.
Замдиректора Института политического и военного анализа Александр Храмчихин смотрит на опутывание Россией планеты сетью военных баз скептически.
— Российская военная база должна находиться в стопроцентно дружественной стране, причём в стабильной, и к ней должен быть более-менее свободный доступ. То, что у нас находится в Сирии, не будет отвечать этим критериям. Дружественной Сирия не будет однозначно и, скорее всего, будет крайне внутренне нестабильной. Поэтому единственное, что нужно сделать — попытаться организовать наш относительно спокойный вывод.
«СП»: Звучат предложения на случай потери Хмеймима создать базу в Сомалиленде в обмен на признание ради транзита на африканском направлении…
— Это напоминает сумасшествие. Непонятно, где в Северной Африке мы сейчас можем разместить военную базу. Теоретически только в Алжире. Хотя не факт, что там согласятся.
У нас с давних времён некое помешательство в связи с понятием «военная база». Как будто это автоматически даёт некие преимущества. Хотя на самом деле это может создать огромные проблемы. Как сейчас в Сирии: преимуществ никаких, а проблемы появились. Так, кстати, было и с базой в Бербере в советское время. Если условия, высказанные выше, не реализуются, база — это проблема, а не возможность. Нужно подходить к этому крайне внимательно.
