Все это в итоге плохо закончилось, поскольку временно победившая группировка Чемберлена продавила «политику умиротворения», которая и привела к расчленению Чехословакии. Министр иностранных дел Иден, как мог в рамках своих возможностей, пытался саботировать политику премьера Чемберлена. Майский сообщает о том, что именно по инициативе Идена в Лондон были приглашены французские министры в противовес поездке лорда Галифакса в Берлин. «Если бы Шотан и Дельбос (Камиль Шотан в 1937 году занимал пост премьер-министра Франции, заключил первое соглашение с СССР, фактически восстановив дипотношения, Пьер Ивон Дельбос – министр иностранных дел в правительстве Шотана – прим. газеты ВЗГЛЯД) повели себя в Лондоне надлежащим образом, в политическую линию Чемберлена могли бы быть внесены значительные коррективы, но вот поведут ли они себя так? Сомневаюсь».
В этом сообщении виден и стиль полпреда Майского. Сидя в Лондоне, он никак не мог оценить или даже предположить, как поведут себя французы, тем более что в Париже в те времена правительства менялись по три раза в год. Один только Шотан трижды становился премьер-министром, а еще работал в правительствах у Леона Блюма. Тем не менее, Майский «сомневается».
Показательна в этом плане шифртелеграмма от 16 ноября, посвященная отчету о «довольно длинном разговоре с Черчиллем», который состоялся у Майского на приеме в честь молодого бельгийского короля Леопольда III. Черчилль «вновь, и с исключительной горячностью, подчеркнул, что Германия является основной опасностью для Англии и Европы в целом». Майский пишет: «Основная задача в настоящее время – продолжил Черчилль – нам всем, стоящим на страже мира, держаться вместе. Иначе мы погибли». «Слабость России в нынешних условиях была бы фатальна для дела мира и для безопасности британской империи». Значительная часть беседы была посвящена обсуждению итогов поездки лорда Галифакса в Берлин, которая, по мнению Черчилля, ничего не дала. Но, по его мнению, «Галифакс – честный человек и что он будто бы никогда не пойдет на такие "бесчестные" операции, как например, предательство Чехословакии и развязывании Германии рук на Востоке».
Как показали последующие события, Черчилль ошибался или же при любых обстоятельствах хотел произвести на Майского (а через него на Сталина) положительное впечатление. В дополнение к этому далее Майский очень подробно описывает детали и обстоятельства своей беседы с Черчиллем. Он рассказывает, что все происходило в так называемом «поклонном зале» Букингемского дворца, где собрались британский и бельгийский короли со свитой. Там же присутствовал и Риббентроп, который пытался завязать беседу с Черчиллем, но тот отшучивался. Затем Черчилль, согласно донесению Майского, демонстративно пересек весь зал, чтобы подойти к Майскому. В ходе беседы к ним ненадолго подошел и британский король, чтобы поговорить с Черчиллем. Но после того, как король Георг вернулся к своим гостям, Черчилль продолжил разговор с Майским. Советский полпред делает вывод, что «все поведение Черчилля было нарочито подчеркнутое, и он явно афишировал дружественность своих чувств ко мне».
Черчилль действительно благоволил Майскому, его поведение в строго регламентных условиях королевского приема выглядело как демонстративное подчеркивание хороших отношений с советским послом, а значит, свидетельствовало и об особой позиции Черчилля в вопросе отношений с СССР. Позиции, которую Черчилль и не скрывает, в отличие от других представителей группировки Идена, которые по идеологическим соображениям и, как пишет в другой шифрограмме сам Майский, «из-за боязни общественного мнения» стараются о возможном союзе с СССР вслух не говорить.
Майскому приходилось работать в очень тяжелых условиях неопределенности. В этот период у Советского Союза не было никаких друзей или союзников и приходилось лавировать между множеством группировок с десятками не сходящихся интересов. В этом плане Майский и Черчилль действительно идеально подходили друг другу: Черчилль был упрям в своей антигерманской политике и готов был идти на любые прагматические компромиссы, а советскому полпреду как раз и нужно было опираться в Лондоне именно на человека, к таким ситуативным союзам склонного. Вся предвоенная внешняя политика СССР на европейском направлении представляет из себя поиск такого вот ситуативного союза, основанного не на голой идеологии, а на сухом расчете, о чем в том числе и свидетельствуют публикуемые телеграммы Ивана Майского.
При этом конкретно в Лондоне ситуация осложнялась наличием откровенно прогерманского лобби,
которое представляли не только некоторые члены королевской семьи, но и группа в правительстве, описанная Майским как «молодые консерваторы» («консерваторы» — в смысле члены партии тори, а не в современном идеологическом понимании этого термина). В телеграмме от 25 ноября (довольно длинной) Майский подробно описывает обстановку в британской элите после странной поездки лорда Галифакса в Берлин. Формально Галифакс получил приглашение на некую охотничью выставку, но посол в Берлине Хендерсон заранее прояснил, готов ли Гитлер встретится с Галифаксом и получил положительный ответ. Стало известно, что от Гитлера в частном порядке пришел некий документ, меморандум о темах, которые он хотел бы обсудить с Галифаксом.
На встрече Гитлер повел довольно умелую торговлю. Он знал, на что давить: он «подвесил» вопрос о возвращении Германии отобранных у нее по итогам Первой мировой войны колоний в Африке, Китае и на Тихом океане – это была самая болезненная тема для Великобритании, любой вопрос о переделе колониальной системы вызывал в Лондоне панику. В обмен на это Гитлер потребовал от британцев «не ставить палки в колеса его «двусторонним» отношениям с Австрией и Чехословакией».
Чемберлен задумался. По мнению Майского, Чемберлен еще перед поездкой считал, что «требование Гитлера идет, пожалуй, несколько далеко». Далее Майский пишет, что «беседа с Гитлером несколько разочаровала Галифакса и Чемберлена». Иден же очень обрадовался тому, что Чемберлен разочарован итогами поездки Галифакса, и даже наливал по этому поводу шампанское в своем кругу.
Источниками информации для Майского стали Ян Масарик – тогда посол Чехословакии в Лондоне, а впоследствии министр иностранных дел в правительстве в изгнании, покончивший с собой в 1948 году в Праге, и жена Энтони Идена, которая, по характеристике Майского, «всегда является хорошим барометром успехов или неудач своего мужа». Чего Майский точно не знал, так это того, что Иден, страдавший от хронических болезней, сопровождавшихся острыми болями, принимал разрешенные в те времена амфетамины, и поведение главы Форин Офис характеризовалось резкими перепадами настроения. Отсюда и экзальтированная реакция на «неудачу миссии Галифакса» с распитием шампанского. Но в целом советский полпред делает в конце телеграммы абсолютно правильный вывод: «Несмотря на известное разочарование Чемберлена от результатов поездки Галифакса, надо все-таки ожидать, что он тем не менее будет продолжать попытку сговориться с Гитлером и Муссолини».
Тут надо подчеркнуть, что публикуемые копии документов касаются только двух недель ноября 1937 года, то есть периода, когда Лондон и правительство Чемберлена только начинали зондировать почву для достижения договора с Гитлером. Но, согласно телеграммам Майского, советскому правительству уже было очевидно, что Чемберлен пойдет на уступки Берлину в Центральной Европе и, возможно, даже окажет давление на французское правительство, чтобы оно отказалось от поддержки Чехословакии. Так в итоге и случилось.
В ноябре 1937 года мотивом такого поведения правительства Чемберлена было сохранение колониальной системы – основы благосостояния Великобритании. Соображений военного характера в поведении Чемберлена не просматривается. В такой обстановке Советский Союз при известной поддержке Франции все еще пытался собрать хоть какой-нибудь оборонительный блок в Центральной и Восточной Европе, натыкаясь на открытое противодействие Польши и холодность британцев.
Полпреду Майскому приходилось не только продолжать борьбу за создание такого антинацистского блока (хотя он сам пишет, что Чемберлен ради договора с Гитлером готов «не стесняться «сентиментальными соображениями» в отношении Чехословакии и Испании»), но и поддерживать хорошие отношения с Черчиллем, как с практически единственной на тот момент в Лондоне фигурой, способной мыслить широко. В целом это ему удалось. Но отказ Лондона, а затем и Парижа от создания системы коллективной безопасности в Европе был неизбежен именно потому, что правительства Чемберлена и Даладье оказались неспособны просчитать партию на несколько ходов вперед.
Представление Чемберлена, что он разменяет сохранность британских колоний на Австрию и Чехословакию (знаменитое: «Я привез вам мир!» по итогам Мюнхенского сговора) развязало Гитлеру руки. И материалы Майского только лишний раз подтверждают тот факт, что уже в начале зимы 1937 года политика Лондона была однозначно направлена на сговор с Гитлером, несмотря на внутренние разногласия нескольких группировок в британском правительстве и непримиримую оппозицию в лице Черчилля. Оценки и характеристики, данные Иваном Михайловичем Майским, подтвердились уже в самое ближайшее время.
* * *
Судьба советского полпреда после войны сложилась весьма трагично. В 1953 году Майский был арестован по обвинению в «работе на английскую разведку» и подвергнут жестоким допросам. После смерти Сталина он был освобожден, реабилитирован и восстановлен в партии. На дипломатическую службу он уже не вернулся по состоянию здоровья, занимался наукой. Майский опубликовал две книги воспоминаний, ставших ценнейшим источником по истории предвоенного периода, хотя они и были написаны с оглядкой на светскую цензуру и понятные соображения секретности. Публикация же новых материалов может высветить новые детали «тайны, в которой война рождалась».
