Белокрылов тянется за телефоном. Не чтобы клипы показать – «и так видели, наверное». Там другое, более ценное – переписка с земляком:
«Ну что, Илья, не тянет в гости на малую родину?.. Здесь районное начальство нашей культуры просит информацию о тебе, чтобы доносить нашей молодежи. Ты бы хоть поделился с нами инфой».
«Привет, конечно, тянет, скоро обязательно приеду и поделюсь, дружище».
«Приезжай! Ждем! ГОРДИМСЯ!!!»
* * *
Сначала – двести пятьдесят с лишним километров от Читы до реки Онон. Собственно, до Ононского района с центром в селе Нижний Цасучей. Желательно – сразу на внедорожнике. Иначе ищите местного, кто рискнет проехать еще полсотни км до Усть-Борзи по грунтовке. Которая по зиме-то вполне – даже по нынешней, теплой: по утрам в марте -25 градусов, а -45 было всего несколько дней. А весной, осенью и когда летний дождь – даже внедорожник не поможет.
Автобус ходит, конечно. Но, как предупреждают на автовокзале в Чите, «отправление уточняйте в день отъезда». То есть автобус до Онона и окрестностей либо сломан, либо успешно притворяется неисправным, потому что пассажиров не набралось.
А вот указатели – есть, не ошибетесь. Направо будет село Холуй-База. Тамошние дети учатся в школе у Ларисы Димовой вместе с усть-борзинскими, всех вместе 47 ребят. Сама Усть-Борзя – чуть дальше и налево. Сначала проедете заброшенные пятиэтажки – с десяток, одни остовы, хотя в некоторых квартирах даже сохранились стекла. Потом въедете в центр – там уже трехэтажки, с теми же черными выбитыми окнами. Напротив бывшего детского сада – умершего вместе со всеми здешними «высотками» в середине девяностых или чуть попозже – будет школа, где директором Лариса Димова. Там все хорошо.
«У меня была стопроцентная свобода, – вспоминает Илья Прусикин об Усть-Борзе, где родился и жил с родителями до шестого класса. – Ты можешь сплавляться по реке, можешь пойти на сопки, в степь, которой конца нет, как океану. Все, что угодно. Я очень люблю это место, но, к сожалению, мое государство убило мою родину. Мне каждый день снится моя родина, я очень хочу там побывать, но пока просто нет времени».
– Прав Илья, – говорит Лариса Викторовна. – Нас убили. Мог быть город-сад. Теперь – город-труп.
* * *
П-12 – так назывался расположенный в Усть-Борзе трест, где отец Ильи был главным инженером. За давностью лет мало кто помнит, что такое П – либо «пункт», либо «подразделение». А вот известняковый карьер близ села остался до сих пор и работает на ППГХО. Это расшифровывается здесь каждым и мгновенно: Приаргунское производственное горно-химическое объединение – что в Краснокаменске, еще 250 километров.
– Усть-борзинский известняк, – сообщает сельский библиотекарь и по совместительству главный сельский краевед Наталья Ерастова, –используется… погодите, посмотрю точно… Вот: «Используется в технологическом процессе гидрометаллургического завода ППГХО с 1978 года».
– «Технологический процесс» – это…
– Работа с ураном, – охотно поясняет Наталья Федоровна. – Градообразующее производство Краснокаменска.
* * *
В восьмидесятых наверху решили: в Усть-Борзе будут строить большой цементный завод. Отсюда – и трест, и пятиэтажные «высотки», и детсад под стать городским. И новая школа – «четыреста ребятишек в три смены», вспоминает учитель математики Марина Сафина. Потому что в Усть-Борзе к концу СССР жили две тысячи человек.
– Знаете, откуда у Ильи английский? От нас. Экспериментальный проект был. У всех детей иностранный язык с пятого класса, а тут учили со второго, – Лариса Димова выуживает старый классный журнал: 5 «а», 1995-1996 годы. – Все, кто здесь есть, очень хорошо знают английский. 11 девочек и трое мальчишек – все почти с высшим образованием, все уехали, все устроились. Отборный класс вышел, недаром «а». И Илья – да, на «П» ближе к концу смотрите – видите, как с английским дружен? Еще со школы.
Сейчас в Усть-Борзинской школе – 47 учеников и под тридцать сотрудников, от педагогов до техничек и поваров. Смена одна. Учатся до девятого класса. Для тех, кто хочет полное среднее, возможны варианты. Ездить в Нижний Цасучей, например. По забайкальским меркам полсотни километров – это рядом. Но каждый день из Усть-Борзи по той самой грунтовке все равно не наездишься, а интерната в райцентре нет.
– Можно жить у родственников, – говорит Марина Сафина. – Если они есть.
Старшие классы с интернатом есть в поселке Новая Заря. Но от Усть-Борзи до Зари уже не пятьдесят, а все сто км. Сейчас в основном едут в колледжи. В Читу.
– Только эту страницу не снимайте, там у него… не только пятерки, – предупреждает Лариса Викторовна, поворачивая страницу с экспериментальным английским. – Вы как-нибудь дайте понять, что было по-всякому. А в целом очень хорошо, сами видите.
Дать понять можно и в стилистике Little Big. Скибиди, пять-пять-пять. Потом еще некоторое скибиди – и пять-пять-пять-пять-пять. Действительно, в целом очень хорошо.
* * *
– Вот тут были бытовки строителей, – показывает библиотекарь Наталья Ерастова на околицу за щитовой остановкой с надписью «Усть-Борзя». – Правее – поселковый стадион. Еще правее, ближе к реке Борзя (по-местному Борзянка) – школа искусств. Туда Илья какое-то время ходил.
Ничего теперь, понятно, нет. Сохранился котлован под вторую очередь школы – прямо под окнами, с дощатой кабинкой на другом краю.
– Теперь не актуально нам: в ноябре теплый туалет сделали, – говорит директор Димова. – В прошлом году по всему краю в школах строили, [губернатор Забайкальского края Александр] Осипов продавил.
И есть – близ самой Борзянки – «дачи», то есть дома руководства треста. Семья Прусикиных жила в одном из них. Низ одноэтажного блочного дома – один на две семьи – обложен кирпичом, к реке с заднего двора ведут самодельные скобы. Привилегии очевидны.
На эту тему
Ключевые слова:
Евровидение
– Меня радует, что этот ребенок (а для меня Илья ребенок), добившись многого, не забыл свою малую родину. Не говорит «Я с Дальнего Востока», «Я из Читы» – нет, всегда «Я с Усть-Борзи». Нас всех это радует, – говорит Лариса Викторовна, которая, помимо директорства, преподает историю и обществознание. – Да, несмотря на мертвые высотки и на всё это.
* * *
К строительству цементного завода тут приступили в конце 80-х. Потом кончилась страна. Затем – понятно, и стройка. А в середине девяностых накрылась котельная, которая давала тепло многоэтажкам. Тогда в Усть-Борзе и начался настоящий исход. Сначала – из аварийного жилья в менее аварийное.
– Была программа по переселению, – говорит Марина Сафина. – Мы кочевали по высоткам. В одной отопления нет, все стали выезжать, квартиры начали громить, стало невыносимо жить – нас переселяли в другой дом, где было более-менее. Умирает этот дом – нас в еще один переселяют. Так и кочевали по селу.
Какой верный признак того, что дом умер – то есть обустроенные печки-буржуйки перестают спасать, несмотря на шесть машин дров каждую зиму? Это когда, объясняет Марина Геннадьевна, еще до зимы к полам примерзают паласы.
– В результате мы за свои деньги купили деревянные дома без фундаментов, – говорит учитель математики Сафина. – Теперь там и живем.
В начале нулевых, когда уехали почти все, а пригодных многоэтажек не осталось вовсе, начались выплаты на покупку жилья. Но быстро закончились. Получив деньги, люди предпочли не покупать деревянные без фундаментов, а уезжать из Усть-Борзи. Можно понять. Но программу прикрыли, возобновлять ее, по данным администрации сельского поселения, собираются лишь через четыре года. А тогда до многих оставшихся в селе очереди на компенсации не дошли. Несмотря на массу писем и звонков «в инстанции», вплоть до московских.
– Одна женщина даже до Страсбурга дошла, огромная партия документов у нее собралась, – вспоминает Марина Геннадьевна. – Не дошла до конца, умерла. Кто успел, тот съел. А на зарплату учителя далеко не уедешь.
Дом в Усть-Борзе стоил от 75 до 100 тысяч рублей. У учителя Сафиной – преподает с 1992 года, полторы ставки, проверка тетрадей, заведование кабинетом – выходит 29 тысяч рублей на руки. Проверка тетради стоит 15 копеек – Марина Геннадьевна математик, она вычисляла. Ее семья жила в высотках до последнего, съехали только в 2006-м.
* * *
– Кстати, я единственная, кто из учителей Ильи тут остался, – Марина Сафина, завладев журналом 5-го «а», листает на «математику». – Лет-то сколько прошло… Пять у Прусикина редко когда было. Троечки вот – задачки решать не умел совсем. Хотя четверку в четверти, как правило, имел…
«Очень спокойный» – главная характеристика ученика Прусикина от учителя Сафиной:
– Когда я Илью на сцене увидела, очень удивлена была. Из такого скромного мальчика в такого артиста изменился. Нет, как педагог, я в нем такого не разглядела.
– Ну в интервью своих – видите, не выпендривается, – поддерживает мнение коллеги Лариса Димова. – А что матерится – так это наше, забайкальское. Мы все практикуем, для связки слов.
– Это палочка. Или кол? – Марина Геннадьевна смотрит в журнал. – Так, это двадцать четвертое апреля, что у нас? «Решение задач». Ну значит, кол.
* * *
– А так в школе почти все, как во времена Ильи, осталось, – говорит Лариса Димова. – Компьютеры появились, это правда. Оборудование для классов немножко. И отопление нормальное уже сколько лет. А то, когда котельная грохнулась, приходилось в батарею стержень засовывать и в розетку его включать. Слава богу, тогда за киловатты никто ничего нам не считал. Давно живем, есть с чем сравнить.
– А как жили?
– Ну как все в стране. Не очень интересно же…
В «не очень интересно» вошла, в частности, учеба без котельной. Вплоть до нулевых, то есть лет пять. Зарплаты, которых не стало в 1997-м, на много месяцев. Забастовки учителей. Конец света на полгода – когда все же стали считать электричество, а брать сельские сети на баланс в районе не торопились.
– Вы понюхайте лучше, чем пахнет, – предлагает Лариса Димова.
В школьной столовой пахнет хлебом: «Печем здесь, не магазинный привозной. И всегда старались печь». Клеенки и стулья – тоже «со времен Ильи». Потому что, объясняет директор, дети не обдирают, бережно относятся. В детсадовскую группу, что при школе, разве что диван надувной купили. Остальное – всё, что из того детсада спасли.
– Мы живем неплохо, несмотря ни на что, – вдруг говорит директор Димова. – Хорошо живем, комфортно. У нас хозяйства, воля. Не только скоту, курам, овцам, которых мы держим в избытке. Но и детям воля. Мы – социально благополучное село, никто не боится, что с детьми кто-то что-то сделать может. Да, при всем при этом. Рассказываешь теперь детям «там было то, здесь было другое» – не верят же. Но мы благополучны. Мы ругаемся, особенно на правительство – но никогда не жалуемся, руки-ноги есть, сами себе жизнь обеспечиваем.
* * *
Хозяйства тут – будем считать, что у всех. Не у себя, так у близких родственников. У Ларисы Викторовны – тридцать коров. Мясо сдает по 200-220 рублей за кило, «недорого». Ононский район – в принципе из животноводческих, напоминает Александр Бардалеев, зампредседателя краевого правительства и министр экономического развития Забайкальского края, впервые побывавший в районе прошлой осенью.
– Ононская земля – край легенд. В верховьях Онона родился Чингисхан, – говорит вице-премьер, ссылаясь на «Сокровенное сказание монголов». – Когда я увидел эту землю – шок испытал от красоты. Степь до горизонта, купол неба. Многотысячные стада краснокнижных дзеренов (зобатая антилопа – прим. ВЗГЛЯД). Крылья за спиной там вырастают. Здорово, что Илья, родной для этих мест человек, будет представлять Россию.
В краевой администрации предпочитают слово «суровое», уточняет Александр Витальевич, услышав определение «депрессивное место»:
– Проблем в этом и других районах немало. Постепенно-постепенно будем работать над этой, простите за чиновничий сленг, ситуацией. На этом пути любой позитив нам на пользу, особенно такой мощный, как участие Ильи и его группы в «Евровидении».
Вопросы развития района, соответственно, более всего связаны с сельским хозяйством. Весной прошлого года в Забайкалье, в том числе и в Приононье, горела степь. Весь год восстанавливали чабанские стоянки – от 15 до 20 миллионов рублей на каждую.
– Восстановили, выстроили – из новых, более огнеупорных материалов, – говорит Александр Бардалеев. – Что до развития Ононского района… Убойный цех, производство мясных полуфабрикатов, малое и среднее предпринимательство, поставки людям угля – все это у нас на особом контроле.
– Производство – например, тушеночный завод?
– Тушенка – это слишком круто для небольших предпринимателей, – говорит вице-премьер. – А вот произвести фарш, пельмени, буузы, сделать упаковку – это как раз по силу малому бизнесу. Чтобы вы понимали: Ононский район и так всем этим славится. Просто район большой, и в Усть-Борзе пока этого нет.
С цементным заводом – точнее, с его постройкой с нуля – разумеется, куда сложнее. В начале десятых вроде бы собирались вернуться к советской идее для Усть-Борзи. А пару лет назад к карьеру и возможным вложениям в инфраструктуру присматривались китайские бизнесмены. Других новостей по цемзаводу пока нет.
– Большой проект, согласитесь, – говорит Александр Витальевич. – Надо выяснить запасы известняка, кто из инвесторов может туда зайти, как выстроить логистику. В любом случае связка карьера с Краснокаменском нужна нам очень сильно.
Тем не менее, вновь подчеркивает Бардалеев, традиционные сильные стороны Ононского района – сельское хозяйство, животноводство; «от этого и следует плясать».
* * *
Основные источники дохода Усть-Борзи и его жителей – бюджет. Места работы – например, администрация. Клуб и библиотека. Фельдшерский пункт. Школа, разумеется. Почта. Из частной инициативы – магазин с напитками, закусками и привозным хлебом. Мужчины Усть-Борзи – «на вахтах», но внутри края: рудники, прииски.
– По возможности в Забайкалье мы стараемся от земляков не отрываться, – говорит Любовь Грошева, и. о. главы Усть-Борзинского сельского поселения.
В должности Любовь Кирилловна полгода. Предшественница ушла в декрет – «улучшает нашу демографию». В селе нынче 274 жителя.
– Прославит Илья Прусикин нашу деревню, – уверена Любовь Грошева. – А так мы бы очень хотели, чтобы производство вернули. То есть построили его, наконец… Губернатор Осипов очень вникающий, ездит по краю постоянно. Я была на встрече в районе, рассказала ему, что многие готовы вернуться сюда, если работа будет. Усть-Борзя ведь все равно завораживает, манит.
– У наших уехавших чемоданное настроение, кому ни позвони, – говорит Наталья Ерастова, заведующая библиотекой.
Открыли библиотеку в 1985-м, в год рождения «Ильича». Наталья Федоровна – бессменная заведующая, тридцать пять лет. Сама здешняя, ее отец больше двадцати лет был киномехаником в клубе. До библиотеки Наталья Ерастова шесть лет отработала на стройке – маляр-штукатур:
– Нет, высотки не мы строили, а приезжие. Я школу отделывала, где Лариса Викторовна и все дети наши. Детсад тоже сдавала – ну вы видели, там руины сейчас.
В библиотеке тепло. Книг много. Краеведение, Маринина – Донцова, старые издания «Детской литературы», классика. Между книг – стихи крупным шрифтом: «Луга строптивого Онона, где звездной россыпью цветы. Сосновый бор, в своих ладонях несущий образ доброты» (Альберт Духновский).
– Телевизор телевизором, а люди к нам ходят, наши книги читают и свои приносят, – подчеркивает Ерастова. – Пятнадцать лет новую литературу не привозят централизованно, только краеведческую. Люди приносят книги, журналы-газеты, скрепки и бумагу, даже игрушки: «чем дома сидеть, пусть к тебе дети приходят, книжки читают».
Зарплата Натальи Федоровны – 25 тысяч. Включая стаж и краевое звание заслуженного работника культуры.
– Здесь хорошо и сейчас, несмотря ни на что – а представляете, как тогда было? – спрашивает Ерастова. – Елку зимой ставили, горку заливали за автобазой. Дети до сих пор допоздна ходят, никто за них не боится. Да и дома редко закрываем, все всех знают.
Местных, родившихся здесь, уже осталось мало, уточняет Любовь Грошева:
– Я и вот Наталья Федоровна – точно коренные. А большинство же – приехавшие: Краснокаменск, город Борзя – есть такая станция, из края много очень. Строили, жить здесь хотели, трудиться. Но те, кто здесь был и работал с восьмидесятых, с девяностых, а потом уехал – все говорят: «Домой хотим, домой». Хорошо здесь – степи, сопки, пещеры, Онон, Борзянка. Тянет людей сюда. Пусть Илья поскорее приезжает, мы его хорошо встретим, на родине-то.
* * *
– А ведь был и раньше момент, когда наш земляк мог попасть на «Евровидение», – говорит Татьяна Цымпилова, министр культуры Забайкальского края. – Певица Ксенона, очень хорошая, уступила на отборе только «Бурановским бабушкам».
Талантов в Забайкалье, напоминает Татьяна Владимировна, всегда было много. Олег Лундстрем. Дмитрий Ревякин, «Калинов мост». Юрий и Виталий Соломины. Александр Михайлов – не только популярный артист, бессменный президент Байкальского международного кинофестиваля.
– Мы обязаны сохранять, что имеем, развивать, – указывает министр Цымпилова. – И рассказывать о том, что у нас есть. В том числе используя самые инновационные методы, техники и технологии. И конечно же, свой талант. Вот такой, как у Ильи Прусикина. Его творчество в ироничной, сатирической форме раскрывает глаза людей на то, на что, может быть, мы и хотели бы глаза закрыть – делая вид, что это нас не касается.
Ситуация в крае пока что, признает министр культуры, довольно удручающая:
– Много людей уезжает. Но те, кто остался, гордятся, радуются, руки не опускают и сами не опускаются. Такие как Илья Прусикин, как Ксенона, как Виктория Боня – какое бы у них ни было амплуа, они показывают: у каждого ребенка все в своих руках.
– Боня из «Дома-2»? – уточняет спецкор газеты ВЗГЛЯД.
– Я же говорю, несмотря на амплуа, – подчеркивает Татьяна Владимировна. – И все эти ребята, и братья Соломины, и Александр Яковлевич Михайлов, и многие другие – они же, так скажем, не из очень богатых семей. Их биографии – не про родителей с огромным количеством денег и с мохнатыми лапами повсюду. И Илья Прусикин, и все перечисленные собственным трудом достигли того, что сейчас имеют. Детям есть, на кого равняться – и двигаться вперед, к своей мечте.
* * *
– Музыка у Ильи ритмичная, танцевать под нее хорошо, – дипломатично говорит учитель математики Марина Сафина. – А уж как дети ее любят! Пусть дальше двигается, не останавливается. Дай бог ему победы, он наша гордость. Мы его творчество поддерживаем. Другое дело, что в школьной работе его не приспособишь.
Приспособить можно другое, возражает директор Димова:
– Я детям на уроках говорю, что он уехал от нас давно, почти двадцать пять лет назад, маленьким ребенком. Но он возносил и продолжает возносить нашу деревню. Когда он о малой родине говорит, у него глаза блестят. Мне это очень приятно, нам всем приятно. Нравится вам его творчество, не нравится – но уже за это отдайте ему должное. И если сами прорветесь, то, пожалуйста, берите с него пример. Он молодец.
– Вот ударная установка, – показывает Алексей Белокрылов, специалист по жанрам творчества. – Барабан на проволочках, обшивка отходит. Лежала в сарае, углем заваленная. Наверное, старше Ильи.
У Алексея радость не меньшая, чем от Ильи на «Евровидении». Буквально накануне в клубе восстановили усилитель: «Выписали по интернету лампочки». Динамики – «Эстрада»: один 86-го, другой 88-го. То есть помладше Ильи. Но работают.
Значит, Евгений Пахомов – директор клуба – может выйти на сцену и спеть свою песню. Про Усть-Борзю, про что же ещё.
Берег желтый, камень белый,
Заповедные места.
Город-сказка, город-небыль,
Черных окон пустота.
Разобрали, растащили,
Что не пропили – сожгли.
Но зато нам мать-природа
Поклонилась до земли.
– Хорошая песня, очень, – говорит Лариса Димова. – И у Ильи хорошие песни. Неординарные, в чем-то по нашим меркам и дурацкие, наверное. Но Европе должно понравиться. У нас правильно – так. А там – по-другому. Это нормально же, чтобы по-разному жить.
А вверху такое небо!
Серебром звенит вода.
Журавлям-красавцам в радость
Наша горькая беда.
И ондатра смотрит хитро –
Дескать, как там цемзавод?
Я вздохнул и взял гитару,
В воздух выстрелил аккорд.
– Очень боимся, что нас оптимизируют, – говорит Наталья Ерастова. – Комиссия в библиотеку после 8 марта собирается. Не хотелось бы терять или под сокращение ставок попасть. Пожалуйста, если можете – попросите за нас, ладно?
На задворках у района,
Как на краешке земли,
У седого у Онона
Выживали как могли.
Но зато в деревне нашей
Даже маленький пацан
Видел, как на перекате
По весне волнит сазан.
– В Забайкалье добывали серебро и золото для строительства Петербурга. И смотрите: забайкалец Илья Прусикин сейчас там живет! – говорит Татьяна Цымпилова. – Мы никогда не жалели самое лучшее, что есть у нас – ни для Питера, ни для страны.
А вверху такое небо!
Серебром звенит вода.
Что ж, ребята, видно, город
Здесь не будет никогда.
Красотища неземная –
Что там ваш Сосновый Бор!
Белый снег от яблонь диких
И, конечно, рыбнадзор.
– Готовый кадр для «Евровидения», – говорит Алексей Белокрылов. – В следующем году отправим.
